The New York Times: Рынок и свобода не так уж неразлучны

В декабре 2004 года украинцы вышли на улицы, но демократические революции в этой стране и таких странах, как Грузия и Кыргызстан, не привели к ожидаемым результатам. В Китае экономический рост идет при однопартийной системе, пишет в номере от 14 июня корреспондент американского издания The New York Times.

Когда на прошлой неделе президент Буш объявил, что политическая открытость естественным образом сопутствует открытости экономической, ему возразили не только партнеры из Пекина и Москвы. От вековой теории, согласно которой демократия и капитализм не могут обойтись друг без друга, как Пэрис Хилтон и папарацци, отходят и либеральные и консервативные интеллектуалы, даже те, которые раньше были ее горячими сторонниками.Развитие событий по всему миру - от Китая, добившегося впечатляющего экономического роста, несмотря на правление Коммунистической партии, до России, где президент Владимир Путин разогнал оппозицию, и Венесуэлы, где несогласным не дают слова - подрывает теорию о том, что капитализм и демократия - две стороны одной монеты, бывшую популярной не только в академических кругах, но и в администрациях американских президентов - как республиканцев, так и демократов.

"У нас все еще есть причины полагать, что в конечном итоге это произойдет, - говорит о демократической эволюции Китая Фрэнсис Фукуяма, политический экономист из Университета имени Джонса Хопкинса. - Но временные рамки будут гораздо шире". По его мнению, по крайней мере, в ближайшие несколько десятилетий "авторитаризм, скорее всего, будет постоянно усиливаться".

Вероятно, имя Фукуямы более, чем чье бы то ни было, ассоциируется с идеей о неразрывной связи между капитализмом и демократией. В своем знаменитом эссе "Конец истории", написанном в 1989 г., когда Советский Союз приходил в упадок, он заявил, что во всех странах однажды будет установлена либеральная демократия западного типа.

"В начале девяностых были большие надежды, - говорит Майкл Мэнделбаум, автор готовящейся к изданию книги Democracy"s Good Name: The Rise and Risks of the World"s Most Popular Form of Government (Доброе имя демократии: Возвышение и риски самых популярных в мире форм правления). Была вера в то, что рост доходов создаст средний класс, который станет выступать за личную свободу и бороться за политическую власть. Считалось, что переломный момент наступает, когда доход на душу населения достигает отметки в 6-8 тысяч долларов. Да, были исключения наподобие крошечного Сингапура с его растущим благосостоянием и однопартийным государством, но их часто игнорировали как слишком незначительные или переходные формы, неспособные нанести ущерб теории.

Однако, когда свободный рынок при авторитарной власти появился на Кавказе, в Центральной Азии, Латинской Америке и России, первоначальный оптимизм относительно триумфального марша демократии угас. Некоторые ученые указывали на то, что опыт США, где демократия и капитализм возникли в одно и то же время, - это, скорее, аномалия, чем модель для остального мира. "Капитализм практически везде появлялся раньше демократии, за исключением нашей страны, где они стартовали одновременно, - говорит Брюс Скотт, экономист из Гарвардской школы бизнеса, завершающий написание книги Capitalism, Democracy and Development (Капитализм, демократия и развитие).

"В других странах на переход к демократии уходило по 100, 200 и 300 лет", - говорит Скотт. По его мнению, крайне ошибочно полагать, что "достаточно иметь конституцию и выборы, и у вас уже готовая демократия; это действительно глупо".

Нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц, профессор Колумбийского университета, согласен с тем, что одно из самых значительных изменений по сравнению с началом девяностых заключается в оценке сложности и ограничений демократии.

"Капитализм совершенно необязательно ведет к демократии", - говорит Скотт

Неудачи молодых демократий вызвали к жизни ряд теорий, стремящихся объяснить феномен формальной демократии и выборов без реальной свободы. Колумнист Фарид Закария, автор книги о становлении и развитии демократии, предположил, что некоторые страны - например, Сингапур, Перу и Россия - проходят этап "нелиберальной демократии", когда при уверенном экономическом росте свобода прессы, власть закона и личная свобода будут практически отсутствовать, пока не появится шанс на выработку либеральных навыков и создание институтов.

Затем, сразу после начала иракской войны, был минивзрыв оптимизма относительно того, что капитализм ведет к демократии, говорит Мэнделбаум. Его проявлением стали три народных восстания - на Украине, в Грузии и Кыргызстане - и выборы в секторе Газа, Ливане и Египте в 2005 г. Оптимизм потух, когда демократические революции оказались недолговечными и перетекли в насилие и коррупцию. "Капитализм совершенно необязательно ведет к демократии, - говорит Скотт. - Единственное, о чем можно говорить с уверенностью, - это то, что капитализм неустанно ведет к увеличению разрыва в доходах, и это неизбежно станет несовместимым с демократией". Здесь в дело вступают политическое руководство и институты.

Еще одна проблема, по мнению лорда Дарендорфа, профессора берлинского Центра социологических исследований, заключается в том, что, когда демократия не приносит экономических благ, люди начинают сомневаться в ее ценности. "Мало что кажется таким трудным и, в то же время, более важным для упрочения свободы, - написал недавно он, - чем отделение капитализма от демократии в сознании людей". Иначе, вместо того, чтобы взаимно укреплять друг друга, они способствуют росту разочарования.

Даже если капитализм не гарантирует существования демократии, он, по мнению многих экономистов и политологов, создает гостеприимную атмосферу и помогает демократическим системам перенести бури. Стиглиц советует не забывать о том, что отход от закрытого общества - это очень крупная перемена. Для того, чтобы быть экономически конкурентоспособной, страна должна быть подключена к глобальной информационной сети, которая открывает ее гражданам другие политические системы и культуры. Эту тенденцию, по мнению Мэнделбаума, усиливает то, что "привычки и ценности рыночной экономики, перенесенные в политическую сферу, способствуют развитию демократии".

Но он признает, что Китай - это большой тест. Несмотря на растущий средний класс, в нем по-прежнему живет миллиард бедных. Требования демократии будут нарастать, но при этом будет усиливаться и реакция лидеров Китая. Пока им все удается. "Китайские власти довольно успешно скупают интеллектуалов и представителей среднего класса, у которых страх перед беспорядком гораздо сильнее стремления к политическому участию", - говорит Фукуяма.

Он добавляет, что не удивится, если Китай или даже Россия выступят с авторитарной идеологией нового типа, пытающейся оправдать их незападные системы. Он уже слышал от китайских интеллектуалов и российских политиков первые аргументы подобного рода, отражающие идею азиатских ценностей - незападных культурных норм, которые ведут к иным путям развития.

Но как соотнести теории с практикой? Именно здесь возникают жесткие разногласия - и не между либералами и консерваторами, а между профессорами и действующими политиками. Вот, что, по словам Фукуямы, отличает его от неоконсерваторов в администрации Буша: "Думаю, что в общем и целом, Соединенные Штаты не могут сделать очень много".