Однажды мы плыли со Степой по реке. Вода была спокойной, и лодка не торопясь, двигалась в убаюкивающей вязкости серого молока тумана.
Степа сидел, облокотившись на ноги, и смотрел куда-то в растушевавшуюся даль. Я мало, что помню о нем. Светлые волосы, сутулая спина. И когда он щурился на солнце, то слегка приподнимал краешек рта, в этом было что-то трогательное. Помню, как он умел смотреть - будто корил себя за что-то, вручая подарок ребенку на День Рождение, боясь при этом не угодить. Да вот, собственно, и все.
На какую-то секунду Степа показался мне Хароном без весел, плывущем то ли в этом тумане, то ли по красной реке из выпитого нами вина. Думать о Стиксе в данной ситуации совершенно не хотелось, и я попыталась отвлечься, спросив Степу о первом, что пришло в голову - о женщинах.
Говорил он так, будто взвешивал каждое из своих слов об их количестве, качестве и качественном количестве, не забывая контролировать жестикуляцию. Слова появлялись и исчезали, разбиваясь каплями об обступившую нас духоту. И в расплавленном стекле степиных глаз мне казалось, что нам на самом деле не чудится ни эта река, ни этот туман, ни мы сами.
Мы все плыли и Степа все говорил и говорил... А вокруг нас вырастали стены из рисунков: высеченные палочки на коже доисторических скал; черно-белая порнографическая мазня китайских карт, лежащих на столе какого-то дома на улице Красных Фонарей; размытые контуры Маргарет Тэтчер в отблесках костра, пожирающего безумные глаза Жанны Д"Арк; пухленькая Мэрилин, придерживающая задравшийся подол белого платья от ветра идеологии; Аннушка, выливающая подсолнечное масло в большой рот Чиччолины; маленькая Алиса, созерцающая наипошлейшую любовь к плагиату большинства авторов современных рекламных плакатов через мир Льюиса Керолла... Мы плыли, а поток образов не прекращался.
И почему-то впервые в жизни мне не хотелось знать причины появления каких-либо иллюзий. Мне лишь хотелось верить в то, что они никогда и ни за что на свете не кончатся.
Прокомментировать | RSS