Страсть к красивой жизни может погубить человека куда эффективнее поглощенной дозы бэр эдак тысяч в десять. И дело здесь вовсе не в морально-нравственных фигеле-мигеле, нет. Просто человек, который и так не особо отчетливо представляет себе, что такое - эта самая "изячная жизнь", - абсолютно не умеет ей распорядиться, если, ней дай бог, она на него свалится со скоростью выброшенного с шестнадцатого этажа фортепиано. Вы вот смогли бы правильно защититься от пикирующего фортепиано, если бы видели его до этого только по телевизору или в глянцевом журике, да и то используемым по его прямому назначению? То-то же.
А дело было так. Два добрых молодца, совершенно заурядных постсоветских гоблина, возвращались домой с шестимесячной ратной службы по наведению конституционного порядка в какой-то скороспелой республике на индонезийском архипелаге. Ну знаете как это бывает: залежится у некоего Джона Буля на складе в какой-нибудь Оклахоме тонн триста просроченного тушняка, бежит он к другу-сенатору и давай его лоббировать. Друг-сенатор оставляет себе один чемодан, а из второго лоббирует еще десять сенаторов. Те садятся на телефон и обзванивают своих знакомых мистеров, мол, Билл, у тебя там шприцов некондиционных целый ангар был? Фрэнки, старина, а у тебя, кажется, двести вагонов сельхозных удобрений сгнило? Есть шанс сделать неплохой гешефт! Надо только нас пролоббировать чуток... Это все, если кто не знает, красивым словом "демократия" называется.
Дело техники: раздуть пожар какой-нибудь революции в отдельно взятой банановой республике не так уж сложно, Никита Сергеич на Карибах это очень наглядно доказал в конце 50х годов. Ну а дальше все по накатанному сценарию: голубые каски, гуманитарные "Геркулесы" с аббревиатурой UN в треть высоты фюзеляжа и лежалый тушняк оклахомского концерна "Буль и его сукины сыновья". Всем хорошо, все счастливы, а двое русских джентльменов удачи летят домой, вдоволь наигравшись в войнушку, с полными карманами баксов и полными сумками сувениров семье: голубыми ооновскими бейсболками, папуасскими бусами и ожерельями из ушей поверженных нарушителей комендантского часа.
Летят они, и заносит их безжалостное расписание рейсов в город-герой Бангкок. Город-сказка. Город-мечта. И нестерпимое жжение ляжек у обоих, ибо сошлись в одной точке три вечных демона: деньги, рестораны и желание выпить.
Переглянулись пацаны и решили вкусить красивой жизни. Ловят такси и, мешая язык Байрона с языком Ерофеева, пытаются объяснить аборигену, что им нужен самый дорогой ресторан этого города. Абориген слушает, злокозненно по-азиатски улыбается и на чистом русском языке произносит бессмертную гагаринскую мантру. Едут. Приехали. Вышли. Швейцар морщится, но под могучим напором двух русских душ уступает. Шикарный зал. Узкоглазый мэтр в белых перчатках приносит охапку галстуков: "у нас так принято, сэры". Мартышкообразный официант долго врубается во фразу "We'd like two bottles of Cognac... Ну, коньяк, бл@дь, понимаешь ты или нет? Ararat, там, Bely Aist, Napoleon, Hennesy... Йес, йес, two bottles! Да two, я тебе сказал. И пожрать... To eat something... Тока это... Something horrorely expensive, delicious, and какую-нибудь вашу eбучую экзотику! Неси давай!". Врубается, чирикает ручкой в блокнотике и галопом несется прочь.
Через полчаса наши друзья удовлетворенно распивают по первой (к ужасу мэтра пьют залпом, наполнив пузатые рюмки до краев). Бутылка с загадочной надписью "Courvouisier" на пузатом боку, одна из двух, пустеет на треть. Оценив темпы пития, друзья заказывают дополнительно бутылку водки и кувшин минеральной воды "to push that shit down".
После второй принесли жратву. Друзья в восторге: посреди стола стоит огромное блюдо, наполненное какой-то травой, а по окружности сего блюда ползает невероятных размеров белая личинка с черной головой и оставляет за собой равномерный слой желтоватой слизи. "А чо, она живая, да?" - Один из друзей неопределенно пишет пальцем круг в воздухе. Официант радостно кивает, неопределенно машет рукой в сторону кухни и виновато щелкает себя пальцем по запястью. "Ладно, иди, раз занят..." Друзья чокаются, выпивают, берут вилки, ножи и профессионально, помогая друг другу, отделяют черную волосатую голову червя от белой сосиски туловища. Голова продолжает судорожно шевелить волосами и зловещего вида челюстями. "Смотри, сука, а мы будем есть!" один из друзей ловко укладывает голову червя на гору травы, второй жестами опытного хирурга режет толстую белую сосиску аккуратными тонкими ломтиками.
Сожрав червя и половину горы немилосердно горчащей травы, друзья забивают рвотный рефлекс остатками коньяка, сыто откидываются на спинки стульев и тут замечают, что атмосфера в зале неуловимо изменилась. Как-то уж больно мэтр побледнел и трясется. И шеф-повар почему-то выскочил с кухни и в обморок упал. И амбалы в смокингах у входной двери напряглись. И три официанта вокруг столика бегают и нервно кричат по-заячьи. И полиция почему-то приехала.
Как друзьям в полиции потом объяснили, червь был несъедобен. Едой он никак не являлся, а был он, болезный, закуской. Точнее даже - не он, а эта его слизь. Он, сволочь, оказывается в какую-то местную красную книгу занесен, и в ресторанном бизнесе существует один на пять самых дорогих ресторанов, бешеных денег стоит и живет как падишах: два человека его обслуживает, пока он по аквариуму своему в свободное от работы время круги нарезает, и дрессировщик специальный к нему приставлен, чтоб с блюда, паршивец, не уполз, пока гурманы носами клюют, и траву ему специальную рвут, чтоб слизь вкуснее была.
А эти гады его просто сожрали вместо того, чтоб в его драгоценную слизь мясо макать, которое должны были чуть позже поднести. Да еще и с особым цинизмом: голову его на все это смотреть заставили.
Вот тебе и фортепиано...
Прокомментировать | RSS
Мировые
RSS