Виталий Кальпиди

Вот, нашла в интернете, помоему душевненько:

ОСЕНЬ ПАМЯТИ ОТЦА

Жидкая осень и дымы солёной листвы.
Дождь, повторяющий плавные складки эфира,
скрыл между ними в морщинах земной красоты
пытки осеннего мира.

Плавится жизнь. Улетают старухи. Отец
сгрыз до конца голубой леденец суицида,
слюни да кровь (и не больше?) оставил беглец
в памяти сына.

То ему сухо и жарко в подземных котлах,
то ему влажно и нежно в раю треугольном,
то ему страшно в моих человеческих снах,
страшно и больно.

Больно то белым, то красным, то синим, потом
больно без цвета, и он верещит, как дитятя,
или читает по-птичьи семнадцатый том
наших семейных проклятий.

Вот он присел, точно мой неродившийся сын,
в платье девчачьем, в резиновых ботах, касаясь
пола ладошкой. Бросая ему мандарин,
что ж я не плачу, как бешеный, а просыпаюсь?
... а просыпаюсь, и инеем нежность лицо
мне покрывает, скорее всего - по привычке,
ибо что звал я на этой планете отцом,
мною вот только что было забыто вторично.

* * *

... а душа над могилой висит на манер дирижабля,
то стремится удрать, то себя зажимает в щепоти
узколицего ангела, севшего вычистить жабры,
ибо в околоземном они засорились полёте.

По садам мертвецов браконьерствует плач, т.е. память
наших липких фантазий и сорокадневных поминок.
И гудит над столами с закуской невидимый пламень,
и зовёт мертвецов, что зубами вцепились в суглинок.

Не рыдайте по ним, не кричите им в снежные спины,
не тяните назад напряжением собственной воли
и не ставьте у них на пути поминальные мины,
на которых они подрываются, воя от боли

по садам мертвецов, где шныряют зеркальные осы
и срывают ветра амальгаму зеркальных растений,
и зеркальные листья, когда начинается осень,
облетая, не в силах отбросить ни шума, ни тени.
О сады мертвецов, где бушуют зеркальные ливни:
это слёзы живых протекли, не стыдясь пережитков,
на кудыкину гору, за пересечение линий,
на земле - параллельных, а тут - не поверите -жидких...

О, летят мертвецы по туннелю Великого Гнева,
завернувшись, как в кожу, в огонь заземлённых страданий;
позади - ничего, впереди, а точнее, чуть слева,
начинает дымить не туман, а надежда в тумане...

* * *
Сны, висящие непосредственно над землёй,
пожираются нами при помощи ложки прозрачной,
уплотнённое время, стоящее между зарёй
и восходом, которое нравится новобрачным,

пуленепробиваемо. Дождь, начиная с шести,
к девяти окончательно выглядит страшной водою,
протекающей в сторону слова "прости",
заслонённого полуполярной звездою.

Изгибаясь в земле, червяки изгибают её,
и она по ночам не червива, а волнообразна -
так, наверное, мумия, обожравшаяся мумиё,
оживает частями, что само по себе - безобразно.

Сытый воздух стоит, не давая себя подышать.
Вот старуха хотела скончаться, но просуетилась.
Что родился ребенок - вторично. Первично, что мать
появилась, пока пуповина рвалась и светилась.

Жизнь пытается жить, но её разрывает судьба.
Муравьи охраняют детей. А, пока в колыбелях
те орут, к ним почти наклонилась не то чтоб вода,
но какая-то влага. В своих бесконечных постелях

спят отцы. Тугоухие змеи ползут по траве.
Арифметика пыли равняется запаху рощи.
Мне становится страшно и, стало быть, весело мне,
потому что так - проще.

Слева утро шумит, начиная своё молоко,
Справа - трудно сказать, но, наверное, светятся мухи.
Начинается всё, что даётся на свете легко, -
начинаются муки...

Прокомментировать | RSS