Когда-нибудь я напишу об этом книгу, но сейчас изложу вам всё вкратце.
Я вышел, когда солнце ещё не показалось над горизонтом, но осветило небо. С собой взял только говорящий Пылесос и...циркуль. Зачем? Внутренний голос приказал.
И пошли мы в лес.
Выйдя из дома, мы с Пылесосом оказались в кромешной тьме, в которой, как ни крути циркулем, нужен фонарь, но мы пробрались к выходу из шалаша ощупью. Под ногами (а вернее - ладонями и коленями) было что-то гадкое и скользкое, оно пыталось меня затянуть под землю. Но я помяукал, и оно отстало. Тотчас декорации сменились, и из картины, достойной детских ужастиков про монстров из слизи, мы (с пылесосом) попали на заседание "Большой восьмёрки". Вождь Мирового Кальмариата До-Ши-Рак поднял глаза на лоб, и я прочёл в них смертельную тоску. Глаза же остальных семи выражали недоумение, смешанное с гневом. На Марью Ивановну, написавшую на доске "Любить нельзя убить", уже никто не обращал внимания. Бедная Марья Ивановна! В слезах она выбежала из зала, но снова никто не посмотрел в её сторону. Тогда пылесос выхватил у меня из кармана циркуль и сказал громовым голосом: "Всё сидите тут, воры! Убийцы! Скользкие вы типы! Грядёт новая эра".
И воткнул циркуль в паркет.
По полу пошла трещина, и тотчас из трещины вылезла Восьмиглазая Голова. Она моргнула, и скрылась.
А мы уже бежали через Сахару домой, считая номерки, лежащие на дороге. Когда все номерки кончились, а было их бесчисленгое количество, мы дошли-таки до Церерры и снизошло на нас Просветление. И я понял, что жил неправедной жизнью, что я жру, а дети в Африке голодают, но так сложились кубики, а если их перевернуть, то будет Рагнарек.
И проснулся.
Прокомментировать | RSS